Что случилось

13 сентября портал «Сильные новости» опубликовал видео, снятое в средней школе №15 Гомеля. На нем учительница Людмила Ивановна кричит и матерится во время урока русского языка в четвертом классе. Также видно, как учительница подняла парту и говорит: «Я пойду в тюрьму, а тебе п***ц будет!»

В день выхода публикации учительницу уволили. А в Байнете разгорелась полемика: кто виноват в том, что 56-летняя учительница, педагог высшей категории, которая работает в этой школе 37 лет, так себя повела? Что было бы, если бы она уронила конторку на ребенка? Почему дети не могут выражать свое отношение к учителю? В конце концов, кто виноват в этом конфликте?

Петр Кузнецов: «9-летний мальчик чудом избежал смерти или инвалидности»

– От скандала отвратительное послевкусие, – пишет издатель гомельского сайта «Сильные новости», на котором и появилось видео из школы, Петр Кузнецов. – И самое поганое в том, что даже не от самого скандала, и не от видео, и не от реакции властей, а от реакции того, что надо называть гордым словом «общество».

Вчера до ночи приходили в «Телеграм» сообщения от детей – учеников этой школы. Общий смысл и содержание у них были очень похожи: для этой учительницы такое поведение – совершенно не что-то странное, скорее норма. Очень сильно впечатлила одна девочка, уже 11-классница, которая написала: «Уже семь лет, как она у нас не преподает, а я все забыть не могу».

Еще писали: «Сейчас где ни открой, в комментах пишут, что виноват ребенок. А мы написать не можем, потому что будут искать, вычислять, вызывать на ковер, отбирать телефоны».

TUT.BY выдал адскую статью, читая которую хочется заплакать: какого педагога потеряла Родина. «Объективности» ради, по Геббельсу, привели один возглас отца пострадавшего мальчика на собрании, в противовес ему – десятки строк россказней самого «педагога», ее странички из соцсетей, фотографии милого класса и, наконец, ее же открытое вранье: женщина врет, что не замахивалась на ребенка.

Врет потому, что, если человек держит над головой другого человека стол и говорит «тресну», «п***ц» и «на кладбище понесут», эти фразы объясняют положение этого стола не как «мимо проходил», а как целенаправленное его занесение. Такая себе «объективность» – транслировать вранье одного, усиливая его действие эмоциональным рядом, и не спрашивать мнение другого (приводя лишь одну реплику «в толпе»).

В комментариях в соцсетях народ аж захлебывается: «сейчас такие дети ужасные», «довели». Ребенок, который, слава Богу, не на кладбище, получает особенно: «у*бок», «урод», «козел малолетний», «быдло», «такой ножиком пырнет».

«Такой» – какой? Это все пишется в адрес 9-летнего мальчика, у которого на видео нет ножа, и никаких прямых свидетельств того, что он – «быдло», нет. Есть домыслы комментаторов и слова оправдывающейся учительницы.

У нас в стране у большей части населения действует презумпция виновности детей и молодежи. Я это давно заметил и давно об этом говорю. Это вот наше, то, что должно называться «обществом», глубоко враждебно к детям и молодежи. Потом они удивляются, почему те растут, мечтая свалить. Да просто потому, что здесь они никому не нужны и здесь они во всем виноваты: гаджеты у них, интернеты, тренды-бренды, майдан они хотят устроить и стабильность подорвать…

Я сейчас скажу некоторые вещи, которые вряд ли сможет понять среднестатистический белорус. Не потому, что не может, а потому, что не хочет. Но не сказать не могу.

«Сейчас такие дети»… Какие сейчас дети? Вот какие? Я не Кощей Бессмертный, не видел детей 100 лет назад, но видел и сам рос и ходил в школу в 90-е. Драка, изнасилование, алкоголь, наркотики, наряд милиции на дискотеке, воровство, оскорбление учителей, драки и с учителями тоже – это будни школ 90-х годов. Может, где-то было по-другому, но я учился в прекрасной школе, где старшеклассники вполне могли избить учителя-мужчину.

Я очень подозреваю, что в 80-х годах школьники были вряд ли лучше. В эпоху расцвета боев «район на район» и зарождения криминала.

Я сильно уверен, что в послевоенное время все было еще хуже. Знаете, в науке история есть дисциплина «источниковедение» – изучение источников информации. Одним из источников информации о прошлом являются, в том числе, литературные произведения, в которых отражается «дух времени». Вот у меня прямо сейчас на языке из Высоцкого, «Баллада о детстве». <…>

Вот же какие дети сейчас проблемные – гаджеты у них, и, если что, они сразу снимают и звонят. Вот надо бы, чтобы как мы в свое время. Мы же самые беспроблемные были: все умели цепями драться.

У меня, что-то вспомнилось, был солдатский ремень с не просто заточенной, но и зазубренной прягой.

Правда в том, что таких, как бы это сказать, нормальных детей и молодежи, я уверен, никогда в истории нашей еще не было. Одно из немногих поколений, на котором не сказалась ни война, ни потрясения сильных, до голода, кризисов, ни криминалитет.

Непроблемных, гуманных, интересующихся. Что бесит взрослых в нынешних детях? Я ночь читал комментарии. Бесят гаджеты и бесит «безнаказанность» – «все такие грамотные стали, чуть что – снимают, звонят!»

Что? Гаджеты, умение искать информацию, переваривать информационные потоки – это плохо? Знание своих прав и умение их защищать при помощи, в том числе, и информационных технологий или даже пусть банального звонка, – это плохо?

Надо, чтобы росли тупые и бесправные рабы с кругозором «от ворот – до ворот», когда лидер «стаи» не умный и честный, а лучший во дворе футболист или боец, а все понимание прав ограничено умением и желанием выполнять приказы и «правом сильного»?

Кому как. Я понимаю, что может бесить взрослых. Понимаю, что бесит их потеря собственной безграничной власти над молодежью. Раньше взрослые были самые умные, теперь – Google, и он в руках с 5 лет. Раньше взрослый мог и чужого ребенка на улице ударить, теперь есть мобильные телефоны, камеры слежения и уголовная ответственность.

Ребенок теперь – человек. Это бесит тех, у кого самого человеческого достоинства маловато и очень хочется иметь кого-то под рукой, на ком можно самоутвердиться, только в сегодняшних условиях это стало сложновато.

Как можно сравнивать нынешних детей с «вот в наше время», у меня просто в голове не укладывается. Как можно говорить «довели» – тоже. В мое детство в 90-е в школе прямо на уроке могла вспыхнуть в классе драка, учителя могли послать прямым текстом, в учителей бросались предметами и плевались из ручек.

Но и тогда я не видел, чтобы кто-то пригрозил кому-то «кладбищем» или начал размахивать партой. Не было такого никогда, не могло быть.

Дети – народ сложный. Даже самых воспитанных, бывает, заносит. Ну так для этого взрослым дают педагогическое образование. Психологию изучают, практикуются. Опыт, стаж. Педагог – это профессия. Сложная и неблагодарная. И, скажу непопулярную и провокационную мысль, безответственная.

Если сегодня ошибется хирург, мы узнаем об этом сегодня же – пациент мертв.

Если сегодня ошибся педагог, мы об этом не узнаем никогда. Он будет ошибаться всю жизнь, каждый день, дети будут выходить от него в жизнь с уже заложенными проблемами, но мы не будем об этом знать, и, когда проблемы обнаружатся, мы не будем знать их причин.

Отдавать детей в школу или сад к педагогам – это уже риск, лотерея: к кому попадет. Мы идем на него сознательно – а что, есть выбор? Но выбора нет, мы не знаем, а по-другому никак.

А здесь еще плюс ко всем стандартным рискам – «кладбище», «п***ц», «тресну партой»…

Возможно, я где-то сгущу краски, хотя я так не считаю. Но оценивать этот эпизод правильно только с одной точки зрения: 12 сентября 9-летний мальчик чудом избежал смерти или инвалидности.

Потому что если у «педагога» нервы шалят настолько, что она может занести над головой ученика парту, сказать слова «п***ц» и «кладбище», то никакой гарантии того, что у нее не переклинит следующий клапан и она таки не опустит парту ему на голову, просто не существует. Просто не существует. Потому что уже эти действия – махать партой и грозить убийством ученику – уже настолько за гранью, что впору говорить об освидетельствовании у психиатра. <…>

У нас, в нас что-то сломалось. Мы где-то свернули не туда. Общество, основанное на презумпции виновности детей, нормально существовать не может. Должно быть наоборот. К детям должна быть презумпция невиновности.

Украинцы после избиения студентов свергли власть. У наших людей избиение студентов вызывает восторг и радость. Даже власти гомельские, посмотрев на видео, поняли, что это – запредельно, и решили вопрос быстро и четко.

Даже власти поняли все правильно, а вот некоторые СМИ в это же время строчили «отбеливающие» репортажи. И эти репортажи идеально ложились на ожидания читателей, тех, для которых 9-летний ребенок может классифицироваться как «у*бок», «козел» или «быдло».

Я не могу понять, что в голове у родителей, которые просили не увольнять эту преподавательницу. Как можно хотеть, чтобы твой сын или твоя дочь учились у человека, который может достичь такого аффекта, чтобы замахиваться на четвероклашку партой и грозить кладбищем? Для меня это как-то за гранью.

Я понимаю, что ничего рационального в этом взгляде на вещи просто нет. Рационально – это искать для себя и своего потомства безопасность. Отдавать в опасность – это иррационально. <…>

Анна Северинец: «Учительница стала жертвой буллинга»

– На видео из гомельской школы, которое облетело весь Байнет, отчетливо видно, что ученики в классе не растерянные, не испуганные, не заплаканные, они довольно хорошо чувствуют себя, – пишет учительница, литературовед Анна Северинец в блоге для «Радыё Свабода». – А учительница стоит перед классом, якобы закрывая себя партой, и самым непозволительным образом (ведь растеряна и испугана) реагирует на буллинг.

Учительская агрессия почти всегда – свидетельство беспомощности (в принципе, как и ученическая). Имеем завязку: учительница приходит на замену в чужой класс.

Дети не любят замен, особенно если учитель намерен не просто отбыть чужое занятие, позволив детям сидеть в телефонах, а провести полноценный урок.

Дети вообще трудно принимают чужаков, тем более тех, кто теперь будет здесь командовать, и поэтому они мгновенно и подсознательно объединяются против.

Развязать эту мгновенную реакцию недоброжелательности в принципе несложно, но не каждый умеет. Преимущественно реагируют усилением давления и карательными методами. Пружина сюжета закручена.

Один из родителей тех 4-классников объяснил, что события в классе развивались не совсем так, какими они кажутся на видео. Например, на нем обрезан момент, как мальчик, на которого в результате обрушилась учительница, ставит ей подножку.

Ученик четвертого класса – учительнице. Нормально? Механизм буллинга запущен, дети смеются, кто-то уже достал телефон: не для того чтобы записать маты учительницы (кто же знал, что они будут), а потому что действие началось и можно запасаться попкорном.

Учительница несет парту, чтобы отсадить хулигана, который срывает урок, а он ставит ей подножку. Что было бы, если бы она упала вместе с партой на этого ученика? Думаю, она сразу представила себе такой вариант разворачивания событий. Здесь, знаете, и Господь Бог материться начнет.

Какие инструменты накоплены нашими педагогами против буллинга? Только инструменты давления. Крик. Наказание. Запись в дневник. Кабинет директора. Кажется, все. Между тем обычная спокойная вежливость и твердая порядочность действует на детей гораздо сильнее. Но где же взять?..

Каждый раз, когда мы едем на курсы переподготовки, у нас бывают лекции психологов. Преимущественно на них рассказывается одно и то же, известное еще с университетских лекций, об особенностях детского учебного поведения. Иногда на них рассказывают какие-то личные истории лекторов, объясненные с точки зрения популярной психологии.

Еще бывает какая-то голая теория, которая не имеет отношения к школьной жизни. Ни разу там не разобрали острых тем: что делать, если в класс входит ученик с ножом, что делать, когда дети откуда-то достали телефон и снимают на камеру, что делать, если класс явно издевается.

Механизмы буллинга заложены в каждом из нас: затравить чужака – этот навык входит в базовую комплектацию человека. Механизмы реагирования на буллинг – навык социальный, его нужно либо вырабатывать, либо получать в виде уроков. Мы чуть-чуть признали, что у нас бывает буллинг в отношении детей. Но он бывает и в отношении учителей.

Я помню, как мы всем классом издевались над учителем биологии. Это был исключительно интеллигентный, мягкий мужчина, уже хорошо в возрасте. Как раз перед тем, как он пришел к нам, у него умерла жена, и он один кормил и учил двух сыновей-старшеклассников.

Мы, взрослые бэйбусы, были гораздо сильнее его. Почему-то нам было ужасно весело получать над ним веселые победы: класть на стул кнопки, измазывать стол, подкладывать какие-то шуточки в журнал.

Однажды ребята принесли в класс снег и положили холодные комки в очки нашего биолога, которые он оставил на столе. Прозвенел звонок, учитель вошел в класс, подошел к столу, взял свои очки и надел на нос. По лицу его побежали ручьи снега.

Он опустился на стул. Снял очки. И заплакал. Тихо, беззвучно. Просто вместе со снегом по лицу потекли слезы. Я помню, как «пробило» нас всех. Одновременно. И тех, кто был зачинщиком буллинга. И тех, кто поддерживал. И тех – как всегда, самых многочисленных, – кто не поддерживал, но наблюдал и не прекращал.

Это был один из самых сильных уроков в моей жизни.